Не то чтоб дед ничего не рассказывал о войне. Рассказывал, да еще как смачно, громогласно, с хохотом, вперемешку с матерными анекдотами. Не мне, конечно, а мужикам во время застолья. А я "уши грел", пока вокруг стола крутился. Правда, рассказы были своеобразные, типа дембельских баек. Как спирт бочками добывали, по бабам бегали. Как однажды из пулемета "Максим" кабана завалил. Одно только непонятно мне было. Если служба такая веселая, почему на его дубленой коже, плотно обтягивающей крепкий костяк, живого места от шрамов не оставалось. Тонкие белые полоски, и крупные рубцы. Кабан что ли его так царапал, или бабы после бочки спирта?!
Ни о шрамах, ни о наградах не рассказывал ничего, не застольная, видно, тема. Отец на меня шикал, когда я из трюмо блестящие медали доставал: "Положи, не игрушка", - а дед только рукой махал, мол, пусть пацан поиграется. Никакого пиетета к своей же военной биографии.
Я так и не видел деда стариком, не состарился он. Крепкий и гибкий как можжевеловый куст, и по скалам в Крыму, и по болотным кочкам на рыбалке прыгал так, что молодые не поспевали. Движения невероятно быстрые, точные. Яйцо мог всмятку в углях сварить. Все, кто на спор пытались повторить фокус, только желтком обрызгивались, под дедов хохот. Не та сноровка, что у старого солдата, прошедшего три войны. Умер не от дряхлости – от третьего инфаркта, перенеся два предыдущих на ногах, даже не зная о них и никому на недомогания не жалуясь.
Спасибо тебе, дед, и за Победу, и за ночлеги на рыбалке - когда ты мне лодку резиновую отдавал, а сам под елкой на лапнике устраивался. За то, что портянки мотать научил, вещмешок затягивать, подорожником жеванным ранки заклеивать, крючки привязывать, костер грамотно разводить.
Спаси тебя Бог, дедушка мой, офицера-фронтовика, коммуниста, передовика производства, реального Теркина и настоящего человека. Я передам дальше то, что получил от тебя.