Поистине революционно

После того, как руководством Театра юного зрителя был положительно решён вопрос: «А не замахнуться ли нам на Михаила нашего Лермонтова?», – замах последовал поистине революционный. Да и каким же ему ещё быть, когда одна из любимых фраз режиссера Александра Вячеславовича Рыжова начинается со слов: «Театр – это революция...…».Продолжение фразы не берусь воспроизвести в точности (всё-таки память у меня далеко не юного зрителя), но ручаюсь за то, что оно вполне согласуется со словами из припева когда-то известной песни: «Есть у революции начало, нет у революции конца!». И в соответствии с этим девизом замах перешёл в не менее революционную и достаточно увесистую пощёчину то ли общественному вкусу, то ли русской классике в лице «Тамбовской казначейши».
Для написания этой поэмы Лермонтов, как известно, позаимствовал у погибшего к тому времени Пушкина форму «онегинской строфы». В основе произведения, как написано в комментариях к нему, – бытовой анекдот. Хотя есть у поэмы и реальная основа – скандальная история, случившаяся в дворянской среде Москвы и Санкт-Петербурга в начале ХIХ века. Но, как бы там ни было, содержание поэмы вовсе не сводится к стихотворному рассказу о том, как муж жену в карты проиграл. Сюжет произведения пестрит нюансами, которые, возможно, даже важнее, чем сама сюжетная линия. Для сценического воплощения поэма не предназначена. Тем не менее спектаклей по ней поставлено немало. Есть даже опера, но это уже другая история. Что же касается спектаклей, то, судя по тому, что выложено в интернете, они в основном ТЮЗовские. То есть наш образцовый ТЮЗ здесь далеко не первопроходец, хотя, безусловно, революционер, поскольку такой трактовки, как у кольчугинцев, ни у кого даже близко нет. Все прочие ТЮЗы выдают, как правило, романтизированные версии, где стараются не то чтобы оправдать, но хотя бы слегка облагородить недостаточно благовидные поступки героев произведения. Приниженное пытаются если не возвысить, то хотя бы чуть приподнять. Однако в таких случаях, сами понимаете, театр и революция далеко не близнецы-братья.
То ли дело наш кольчугинский ТЮЗ! Какое там приподнять и уж тем более возвысить?! Ничего подобного! Революция, бесконечная и беспощадная, требует опустить! И как можно ниже! На самое дно! И достигается это путём подчинения действия спектакля и игры актёров идее скотного двора. Правда, есть мнение, что лермонтовская поэзия со всеми её нюансами чувствует себя на скотном дворе не очень, мягко говоря, комфортно. Ну а кто сказал, что будет легко? Революция и комфорт – понятия несовместимые.

Животная сущность

Скотный двор возникает в начале комедии и задаёт тон всему спектаклю. То есть, актеры, призванные играть людей, появляются сначала в образах домашних животных. И хотя принадлежность к тому или иному виду живности не у всех обозначена чётко, зрителю так или иначе дают понять, что, к примеру, актриса, которая далее играет казначейшу Авдотью Николавну, здесь корова, а её муж, губернский казначей Бобковский, здесь то ли козёл, то ли баран, а может, и то и другое вместе взятое. Безымянная сестра Авдотьи Николавны выступает на скотном дворе в роли свиньи, но наиболее узнаваемо там выглядит петух, которому по ходу спектакля суждено воплотиться в штаб-ротмистра Гарина – соблазнителя казначейши.
Большинство животных на скотном дворе – существа говорящие, потому что лермонтовский текст надо кому-то произносить. Рассказчик там тоже, конечно, присутствует. Его роль в спектакле – одна из главных, а по сути – наиважнейшая. Но не взвалишь же на одного рассказчика весь массив текста, а посему стихи оглашать берутся по ходу дела и другие персонажи, подменяя порой рассказчика. Да и сам рассказчик, он не только рассказчик, но ещё и трактирщик, и даже четвёртая берёзка (тот, кто видел спектакль, понимает, о чём это я). А на скотном дворе рассказчик – единственный человеческий персонаж: человек с кнутом, которому беспрекословно подчиняются все животные. Дав им выговориться, он при помощи кнута прогоняет их со сцены, чтобы минуту спустя они вернулись туда уже как люди. Тут же появляется дворник с метлой, который только что был собакой, и сметает со сцены бутафорскую солому, а по сути – выметает оттуда скотный двор, который вроде как исчезает, но незримо всё-таки присутствует, поскольку тон спектаклю уже задан. И в конце комедии мы вновь видим скотный двор, где люди опять превратились в животных.
Но как бы талантливо ни играли актёры, как бы блистательно ни проявляло себя в мизансценах мастерство режиссёра, ставка на скотный двор шокирует зрителя. И оправдать это безобразие революционной необходимостью, рассмотренной выше, не очень-то получается. А посему возникают вопросы, которые можно, пожалуй, свести к одному слову: «Зачем?».
Дать ответ попыталась одна из помощниц режиссёра Рыжова, сказав в присутствии мэтра, что таким образом они хотели вскрыть животную сущность светского общества.
По-другому вскрыть её, видимо, не получалось. Или получалось, да не тот эффект. Животная сущность, пропущенная через скотный двор, выглядит более выпукло. Тут и не поспоришь, пожалуй.
Приходилось также слышать, что скотный двор у Рыжова – это метафора провинциальной жизни. Хотя почему только провинциальной? Что мешает распространить эту метафору и на столичную жизнь? Только не подумайте, что я распространять взялся. Делать мне больше нечего, что ли? Тут и без меня хватает распространителей.

Вульгаризированная сатира

В связи с выходом столь неоднозначного спектакля хотелось бы оградить А.В. Рыжова от необоснованной критики. Наверняка, ведь найдутся граждане, которые начнут пенять талантливому режиссеру на то, что он, дескать, засоряет сценическое искусство всякими там скабрёзностями. Между тем справедливость столь обидных претензий весьма сомнительна. Не знаю, что ответил бы на них сам А.В. Рыжов, но я бы сказал этим зарвавшимся критикам следующее. Вы что, с луны свалились? Можно подумать: вам не ведомо, что демонстрация сексуальной озабоченности – одна из составляющих режиссерского стиля Александра Вячеславовича. Одна из его фирменных фишек, без которой и Рыжов не Рыжов. Хотя, может, и не это здесь самое главное. Разуйте-ка глаза на «Тамбовскую казначейшу» в сценическом исполнении кольчугинского ТЮЗа – и вы увидите, что те моменты, которые оцениваются вами как скабрёзные, показаны карикатурно. Тем самым создатели спектакля как бы говорят вам и всем прочим зрителям, что мы, мол, тоже это не приветствуем, мы тоже против этого, а потому и показываем карикатурно, то есть подвергаем сатирическому осмеянию.
Однако критики не унимаются. «Да, – говорят они, – возможно, это сатира. Возможно. Но разве вы не видите, насколько она вульгарна?!».
Так что, товарищи, придётся ответить и на этот выпад. Во-первых, как мне кажется, сатира в спектакле не вульгарная, а вульгаризированная, что, согласитесь, не одно и то же. Во-вторых, родилась она не на пустом месте, а на основе лермонтовской сатиры. Как было сказано выше, поэт взял за основу бытовой анекдот, исходя из чего и сатира в его поэме получилась анекдотически лёгкой, местами даже малозаметной. Ну, кому, спрашивается, нужна сегодня такая сатира? Это же прошлый век. Точнее – позапрошлый. Именно поэтому режиссёр Рыжов взял эту легковесную сатиру, укрупнил, утяжелил, на самое дно опустил и через скотный двор пропустил. Вот она и вышла вульгаризированной. Тут ведь одно цепляет другое. Это ж понимать надо.

Оруэлл и Горький

Спектакль я видел 26 марта на малой сцене Дворца культуры в рамках праздника «Новому ТЮЗу –25 лет!», где главным юбиляром был А.В. Рыжов, отмечавший 25-летие своей режиссерской деятельности. Праздник разбили на два отделения. В первом показали «Тамбовскую казначейшу», во втором – театральный капустник и выступления с поздравлениями.
В перерыве состоялся обмен мнениями о только что просмотренном спектакле. Помню: кто-то признался, что по ходу действия ощущалось присутствие не только Лермонтова, но и Гоголя, и даже Чехова. Да и я вроде бы почувствовал, что спектакль ассоциативно притянул к себе ещё двух писателей-классиков. Правда, это были не Гоголь и Чехов, а Оруэлл и Горький. Да и те лишь мелькнули и ушли восвояси. Хотя, казалось бы, могли бы и задержаться. Ведь у того же Оруэлла есть повесть под названием «Скотный двор». И у нас в спектакле есть скотный двор. Чем не точки соприкосновения? У нас: «Театр – это революция…...». И в повести Оруэлла есть революция. Там, если помните, идеологически подкованные животные во главе со свиньями поднимают восстание против своего хозяина-фермера и изгоняют его. То есть берут власть в свои руки. Или что там у них вместо рук?
Правда, нам такой вариант не подходит. Внедрение скотного двора в композицию спектакля – это уже революция. Куда нам ещё вторую? Одна революция на другую наложится – накладка получится. Не надо нам таких накладок. Да и животные наши беспрекословно подчиняются человеку с кнутом и ни о каком революционном восстании даже не помышляют. Так что гуд бай, англичанин! У тебя свой скотный двор, а у нас свой.
Горький же напомнил о себе в связи с его пьесой «На дне». И казалось бы: «Ваше дно и наше дно – оба как бы заодно». Да не тут-то было. В пьесе Горького люди хоть и опустились на социальное дно, но не отказались от дум о возвышенном и от попыток подняться над суетой. А в нашем спектакле всё наоборот: того гляди и дно-то пробьют. У Горького: «Человек – это звучит гордо!». А у нас в спектакле человек скотине уподобляется. Так что, пожалуй, и с Горьким общего языка не найдём. Ну, да и ладно. Гуляй, Вася! Хотя какой же он Вася? Он Алексей Максимович. Но почему бы и ему не прогуляться?

Есть на что полюбоваться

Капустник был замечательный. На сцену поочередно выходили три поколения актёров, воспитанных режиссёром Рыжовым, и показывали свои номера. А сверхзадача, если я правильно понял, была общей: найти Изумрудный город. Правда, реально искали его лишь представители среднего поколения. Но искали не только для себя, а для старших и для младших, да и вообще для всех. Шли они в тот город бойко и весело, пополняя свои ряды встречными и поперечными, ища приключения и находя их. Шли они туда, шли и наконец дошли. Да и сложно было не дойти, поскольку оказалось, что Изумрудный город и Новый ТЮЗ, которому исполнилось 25 лет, – одно и то же. И все, включая зрителей в зале, этому очень обрадовались.
Да и как не обрадоваться такому счастью, тому изумрудному свету, исходящему от революционных спектаклей?! Поистине есть на что полюбоваться! И жизнь на скотном дворе уже не кажется скотской. Тем более в компании с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.

И. АНТОНОВ, , газета "Кольчугинские новости" №14 от 12.04.2023
P.S. Мнение автора статьи может не совпадать с мнением редакции.